Ж. П. Г, настолько отупел, что чуть было не угодил под грузовик. От трех перно руки и ноги у него стали вялыми, но возбуждение так и не прошло.

Вдруг он заметил идущего по тротуару Виаля — не сына, а отца, и, желая избежать объяснений, заспешил к Часовой башне, а от нее к набережной Майль.

Он вынужден вернуться домой. Это необходимо.

Дальше видно будет. Как и утром, он стремительно вошел в коридор, и ему показалось, что разговор в столовой разом оборвался.

Семья еще не села за стол. Никто в доме не позволил бы себе приняться за еду без него.

Стеклянная дверь в сад была открыта, на синем каменном пороге во всю длину растянулся кот. Антуан, только что рассказывавший об утреннем происшествии, опустил голову.

Чтобы рассеять неловкость, Элен тут же подала закуски и крикнула:

— За стол!

На закуску были редис и анчоусы. Подумав о судке для растительного масла с уксусом и горчичнице, Ж. П. Г, бессознательно поставил локти на стол, чего прежде за ним не замечалось.

Жена его была такой же толстой, как Мадо, но не столь розовой и хорошо сохранившейся. Она всегда выглядела несколько блеклой, словно ее окутывала серая пелена. Постоянно ощущала усталость, мало выходила из дома и слонялась из комнаты в комнату, жалуясь на свои немощи.

Ж. П. Г, машинально положил себе редису и грыз его, поглядывая в сад, где куры орпингтонской породы оставляли за собой на земле рыжеватые отметины.

— Сегодня собрала пять яиц, — объявила Элен, словно стремясь прийти на выручку отцу.

— Они обходятся дороже, чем на рынке, — уточнила г-жа Гийом.

Веки у Антуана покраснели. Он то и дело хлюпал носом, и выведенная из терпения мать наконец спросила:

— Разве у тебя нет платка?

Негромко тикали часы, в кухне булькала закипавшая вода. Элен встала и пошла за телячьими отбивными с картофельным пюре.

Но как ни потягивался кот, как ни золотило стену солнце, как непринужденно ни прислуживала Элен за столом, этот день нельзя было назвать обычным днем, завтрак — обыкновенным завтраком.

Почему г-жа Гийом не спросит прямо: «Что случилось утром?»

Ж. П. Г., пожалуй, и рассказал бы, но не знал, как начать. Он чувствовал, что за ним наблюдают и каждый из присутствующих, даже Антуан, понимает: отец не в своей тарелке.

Ж. П. Г, поправил усы, уверенный, что они смешно торчат, кашлянул и буркнул:

— Вчера мы тоже ели телятину.

— Позавчера, — деликатно поправила Элен. — Но это было жаркое.

Жена исподлобья бросала на него быстрые взгляды — так наблюдают за больным, которого не хотят волновать. Неужели его поведение настолько необычно? В конце концов Ж. П. Г, охватила паника: он старался ни на что не смотреть и ел так неловко, словно собственные руки стесняли его.

Он был у себя, но напрасно пытался внушить себе, что это его дом. Это было сложное чувство. Он вел себя как виноватый и словно ждал нападок или упреков.

Наконец завтрак закончился. Элен подала кофе в японских чашечках — свадебный подарок одного из братьев полковника.

Лишь тогда г-жа Гийом равнодушным голосом осведомилась:

— Что ты намерен предпринять?

Ж. П. Г, покраснел. Щеки и уши у него вспыхнули, глаза засверкали.

— Не знаю.

Что она хочет сказать? Что он может предпринять?

— Виали любят делать из мухи слона.

Антуан ушел к себе, предпочитая не вмешиваться.

— Да, — выдавил Ж. П. Г.

Как тяжело! Сейчас ему нужен человек, вроде той же Мадо, — человек, с которым можно посоветоваться, который поддержит в трудную минуту. И от одной мысли об этом он покраснел еще сильнее.

Отчего жена так смотрит на него? Почему не говорит откровенно?

Всегда одно и то же: процедит слово, потом другое и подожмет губы с покорным и грустным взглядом.

Стоит ли изображать из себя жертву только потому, что он задал взбучку какому-то сопляку?

Ж. П. Г мутило от всего этого. Он испытывал потребность бежать из дома куда-нибудь, где никто друг друга не знает.

— Уходишь?

— Да.

Полюбопытствовать — куда, она не решилась. Лишь вздохнула:

— Это очень, очень неприятная история.

А Элен тихо спросила:

— Кофе пить не будешь?

Да разве он знает, пить ему кофе или нет. Вышел он из дома все же как обычно: портфель под мышкой, котелок надвинут на лоб.

Но, очутившись на улице, едва удержался, чтобы не пуститься наутек.

3

Когда около семи вечера Ж. П. Г, вернулся, он, едва соприкоснувшись с домашней атмосферой, сразу все понял: дверь из столовой в гостиную распахнута: графинчик с водкой, хранящийся для особо важных случаев, открыт — чувствуется по запаху; вдобавок еще в коридоре Ж. П. Г, услышал голос жены — таким тоном она разговаривает лишь при гостях.

— Я уверена, это он.

В воздухе пахло сигаретой. Ж. П. Г, не нахмурился, лицо его осталось бесстрастным. Он вымок до нитки: около четырех дня на Ла-Рошель обрушился ливень, а учитель, как бездомная собака, все блуждал по городу.

Ж. П. Г, старательно вытер ноги о половичок, распахнул дверь в гостиную и различил в полумраке багровое лицо с конопляной бородкой и светящийся кончик сигары доктора.

— Понимаете, шел мимо, а тут…

— Доктор решил не уходить, пока не пожмет тебе руку, — затараторила г-жа Гийом.

Гостиная утопала в сумерках, аромат сигары, смешанный с запахом водки, подчеркивал интимность обстановки.

— Зажечь свет? — предложила г-жа Гийом.

— Не надо, — запротестовал доктор. — Я посижу минутку и уйду.

Ж. П. Г, даже не удивился: его жена панически боится болезней. Стоит ей обнаружить у мужа прыщик, как она обязательно сводит его с доктором Дигуэном, другом дома. Это одно из проявлений целой системы: жена заботится о его здоровье так же, как подает ему за столом первому, как протягивает шляпу, когда он собирается уходить, как в первые же недели после свадьбы предложила застраховать его жизнь.

Ж. П. Г, не захотелось выглядеть невежей, тем не менее он не удержался и резким жестом протянул левую руку удивленному врачу.

— Но я же пришел не по вызову. Насколько мне известно, вы не больны.

— Не поручусь, что он хорошо себя чувствует, — вмешалась г-жа Гийом.

Началось! Пока Дигуэн с серебряными часами в руке считал пульс Ж. П. Г., Элен в столовой принялась накрывать на стол. Антуан готовил в своей комнате уроки.

— Вы не испытываете никакого недомогания?

— Нет.

— На мой взгляд, вы за последнее время немного переутомились и слишком возбуждены, но состояние ваше пока что не внушает беспокойства.

Улыбаться Ж. П. Г, тоже был не склонен. Он с серьезным видом слушал, ощущая на лице дыхание врача, который осматривал его.

— Не пообедаете ли с нами, доктор? — вежливо осведомилась г-жа Гийом.

— Благодарю, но это невозможно — жена ждет.

Снова обмен любезностями. От усталости у Ж. П. Г. круги под глазами, ноги подкашиваются, его мутит.

Тем не менее после ухода Дигуэна он занимает свое место за столом перед дымящейся супницей. Жена садится напротив, дочь справа, Антуан слева. Над супницей нависает абажур из розового шелка.

— Заходил учитель философии — просил передать, что все уладится. Ты возобновишь занятия в пятницу, как бы после болезни.

Ж. П. Г, кивает. Он никого не хочет раздражать. И до десяти вечера с тоской ждет, когда наконец останется один.

Дети, поцеловав его, удаляются в свои комнаты. Г-жа Гийом начинает раздеваться, а Ж. П. Г, отправляется в ванную и закрывает дверь на задвижку.

Голова раскалывается от боли, он непрерывно глотает слюну, но никак не может смочить пересохшее горло.

В ванной делать ему нечего — просто надо побыть в одиночестве. Но там есть зеркало, и Ж. П. Г, смотрится в него.

Да, это он, его жесткие волосы, усы, большие карие глаза. Он прикрывает усы руками, но лицо не меняется.

Дверь пытаются открыть. Г-жа Гийом встревожена.